«То, что предлагается сейчас, — это возвращение к прошлой практике, когда экспортная пошлина делает экспорт менее привлекательным. Поэтому считаю, что предложенный механизм действенный. Вопрос только заключается в том, насколько долго будет действовать этот механизм. Это не системная мера. Системная мера — в виде того, что будет постепенно происходить стабилизация цен на внутреннем рынке относительно внешнего рынка, и, соответственно, действовал еще механизм демпфера, который позволял в переходном периоде постепенно этот режим выдерживать и его достигать».

«Она нужна для того чтобы выпускать светлые нефтепродукты, такие, как высокооктановые бензины. Когда такая установка выходит и строя, это значит, что завод останавливает выпуск бензина, переходит или продолжает выпускать уже темные нефтепродукты, такие, как дизель, битумы. Все атаки, в первую очередь нацелены на то, чтобы вывести инфраструктуру по производству бензинов. Эта установка достаточно сложная, если посмотреть такие проекты, которые делал «Лукойл» в свое время, компания вложила в установку каталитического крекинга более ста миллиардов рублей, сроки по реализации такого проекта, составляют до трех лет. Безусловно, надо смотреть на характер соответствующих повреждений, потому что именно от него будет зависеть стоимость ремонта и сроки этого ремонта. В моем представлении, если установка повреждена незначительно, то ее, наверное, можно в течение квартала, двух кварталов отремонтировать и запустить».

«Я считаю, что атаки на южные направления, на южные нефтеперерабатывающие заводы, с учетом именно ограниченности повреждений, которые наносят эти беспилотники, не сулят дефицит. Они, по сути дела, подрывают, наверное, определенный ритм локальных рынков с точки зрения обеспечения топлива, но не создают именно дефицита. Более сложные повреждения, когда идет повреждение перерабатывающих мощностей, то есть, например, установок каталитического крекинга, гидрокрекинга, дорогостоящих установок, где достаточно большое количество именно иностранного оборудования, то это действительно грозит остановкой нефтеперерабатывающего завода или отдельных выпусков и отдельных линий. Но насколько я слежу за последними событиями, в основном так атакуют сами хранилища, ущерб с точки зрения рынка ограничен».

«Это, во-первых, связано с чисто экономической выгодой, которую нефтяные компании хотят получить. Экспортные пошлины, если смотреть по динамике последних трех-четырех месяцев, постепенно снижаются именно вслед за тем, что пересматриваются уровни цены российской нефти, и, исходя из этого, уже формируется цена или экспортная пошлина. Сегодня экспортная пошлина, которая планируется в марте и в апреле, в 2,5-3 раза ниже, чем та, которая была в декабре, ноябре. И для нефтяной компании выгодно наращивать сейчас экспорт даже с учетом того, что рынка Европы нет. Вторая причина в том, что нефтяные компании будут подчиняться тем регуляторным правилам или договоренностям, которые наше Министерство энергетики высказало, то есть нужно будет в марте показать снижение объема добычи, именно чтобы стабилизировать ценовые параметры на российскую нефть на мировых рынках, тем самым сократить дисконт Urals к Brent. Нефтяные компании понимают, что им нужно будет сократиться относительно января, но, чтобы снижение объема добычи не сильно ударило по их финансам, с учетом того что снижаются экспортные пошлины, нефтяные компании на этом хотят выиграть и поэтому нарастили объем добычи в феврале текущего года. Дисконт сохраняется, он постепенно после введения 5 декабря эмбарго на российскую нефть достиг своего апогея, то есть мы видели, что дисконт доходил до 40 долларов. Он постепенно снижается, потому что российские компании уже адаптировались к переговорным возможностям с азиатскими партнерами, чтобы уже в плановом режиме осуществлять поставку и тем самым сокращать дисконт. Уже нет 40-30 долларов дисконта, сегодня дисконт на российскую нефть составляет в районе 20-25 долларов, и я думаю, что он будет продолжать снижаться».

«Таких возможностей, на мой взгляд, у них сейчас больше по нефти, в связи с тем, что нефтяной танкерной инфраструктуры достаточно много в мире, особенно той, которая так называемая подержанная, которую можно перекупать, заводить ее под теневой фонд Российской Федерации. А СПГ — это более экзотический вид товара, обороты этого рынка далеко еще не сравнялись с тем объемом перевозки, который организован именно по нефтяной части. В этом, мне кажется, и кроется основная сложность для наших компаний. Если мы говорим про нефтяные танкеры, вы можете перегрузиться где-то в море, а для СПГ вам технологически нужно еще придумать как соответствующую перегрузку осуществить, в море или где-то еще. Во-первых, у нас компаний не так много, которые производят этот вид сырья, это, по сути дела, «Новатэк» и «Газпром». Санкции по СПГ работают, ровно поэтому проекты, связанные с развитием мощностей, имеют тенденцию откладываться на более поздний период времени, потому что нужно искать замену, нужно делать перепроектирование».