«Это в первую очередь российская специфика, потому что на сегодняшний момент такой организованный рынок в России, наверное, не дает сверхрезультатов или сверхвозможностей для извлечения прибыли. Изменение структуры российской экономики, изменение направления финансовых потоков приводит к переоценке тех активов, которые, может быть, не очень заметны, может быть, раньше на рынке не появлялись. Это перераспределение собственности, которое идет сейчас в связи со структурной трансформацией, оно и является источником ценностей, дохода для финансовых бизнесов, сидящих на этом перераспределении. Вполне возможно, что там возникают сверхдоходы, которыми соответствующие организации делятся с профессионалами. В последние годы был противоположный тренд, когда мы шли от активных форм инвестирования и подбора активов на глазок к более автоматическим, пассивным формам, когда люди инвестировали в индексы, усредненные показатели. На сегодня мы в России переживаем такую стадию развития финансового рынка, при которой возникают возможности сверхприбыли, но как обычно сверхприбыль связана с высокими рисками».

«На фоне 30 с лишним трлн рублей бюджета 500 млрд — это вещи, которые не слишком ощутимы, с моей точки зрения, они в пределах традиционной ошибки, поэтому никакой принципиальной роли это не играет. Будут больше внутренние, ненефтегазовые доходы, а меньше нефтегазовых, поэтому происходит перераспределение, но оно, естественно, не носит драматического характера — все в рамках технической правки, нежели принципиального изменения параметров бюджета. Поскольку у нас структура расходов закрыта, мы не знаем, на что, и можем только предполагать, там в основном рекомендации по доходам и по дефициту бюджета. То есть дефицит становится чуть больше — меньше отчислений в Фонд национального благосостояния. Все остальное может остаться так, как было раньше».

«Понимаете, у России вообще какая-то несчастливая судьба свободных экономических зон. Несколько лет назад был отчет Счетной палаты, которая жестко прошлась по этим практикам. Выяснилось, что они вообще не принесли никакого позитивного результата. Привязка к расположению тех или иных производственных активов вполне может свидетельствовать о том, что требуются специальные усилия для того, чтобы инвесторы пришли и стали работать с этими активами. Вот если это удастся, как это удалось в свое время в Калуге — запуск кластера, — то, вполне возможно, какой-то позитивный результат будет».

«У нас осталось небольшое количество банков, которые способны перегонять деньги на Запад в долларах или евро. Естественно, что один из этих банков — Райффайзенбанк, который продолжает держать эту дверь открытой для приемах этих платежей, он пользуется практически монопольной властью на этом рынке. Возможно, это игра на то, чтобы остались совсем состоятельные клиенты, а клиенты поменьше отсеялись, чтобы платежи стали еще более маржинальными. Мелким вкладчикам все это становится слишком дорого, а крупные могут согласиться на такие условия. То, что банки любят снимать маржу с любых операций, это тоже не вызывает удивления, в современном мире это так. За последние несколько лет везде условия очень ужесточились. Это знак времени. Сегодня вы идете либо через кривые дорожки вроде криптовалюты, либо, если хотите сделать перевод через официальную банковскую систему, выбора по большому счету нет. Райффайзенбанк — один из сохранившихся каналов передачи денег».

«Речь идет о двух процессах. Первый — это материальный, который идет, изменение зарплат и статистика, говорит, что на крупных предприятиях шел рост реальных зарплат. Второй материальный эффект, о котором тоже нужно сказать, в последнее время произошел скачок инфляции, который тоже имеет влияние на ответы. Третье — это нематериальная составляющая данного опроса, это то, что люди считают для себя достаточным, это их амбиции и претензии на то, сколько им средств нужно, чтобы покрывать свои расходы. Эти три фактора, которые, переплетаясь, дают странный ответ. Такого кардинального ухудшения ситуации с доходами не было, но эти ответы ставят под сомнение ту статистику заработных плат, которая имеется, она формируется в основном по крупным предприятиям. Это означает, что все, что ниже, этот подлесок, где люди реально заняты, оказывается, что, возможно, доходы у людей падают, но официальная статистика этого не видит. Возможно, у каких-то людей, которые читают в прессе, что идет рост доходов, увеличиваются расходы бюджета на ряде предприятий, допустим, на предприятиях ВПК растут оклады, предприятия переманивают к себе сотрудников, пользуясь этим ростом окладов. Думаю, что у остальных занятых в стране тоже повышаются требования к тому уровню зарплаты, который им могут платить».