«Неформально отставка Булгакова объяснялась в 2022 году проблемами со снабжением российской армии и неудачами, которые были на фронтах, другое дело, что она формально так не подавалась. Он был назначен в группу Министерства обороны, куда принято на почетную пенсию уходить в любом возрасте, но имя его запомнилось, и, наверное, это будет воспринято как признак разбора полетов. Другое дело, что эмоционально в повестке дело Тимура Иванова потихоньку выдыхается и не приносит прежнего вау-эффекта, который был весной этого года, а есть желание показать, что в Минобороны продолжается выяснение причин проблемы. Тот факт, что правоохранители имеют большое влияние на политику Минобороны, символически важен. Кроме того, арест Булгакова позволяет отвлечь внимание от результатов работы Белоусова на посту министра обороны, которые пока тоже выглядят довольно размытыми, но видно, что так или иначе сегодня нет неприкосновенных, нет ощущения, что нельзя трогать военных, наоборот есть ощущение, что борьба с коррупцией в Минобороны не менее важное событие, чем военные действия, оно прослеживается в повестке».

«Руководство Чечни показывало, что ему есть дело до многих вещей, и, по сути, выступая в роли морального арбитра по всем ситуациям в России, оно вполне считает себя вправе вовлекаться в конкретный корпоративный спор. Другое дело, что возникают коллизии, связанные с тем, что считается, что сделка получила одобрение первых лиц страны, в данном случае происходит своего рода тестирование, насколько те распоряжения, которые принимались на уровне администрации президента, являются окончательными. Либо позиция федеральной власти здесь может оказаться пластичной в условиях появления нового сильного игрока. Думаю, что в целом это событие вызовет у бизнеса скорее тревожность, потому что грань между правом оформленным и правом обычным все больше стирается».

«Понятно, что существует социальный заказ на продвижение политической комфортной для власти информации среди студенческой аудитории, в том числе отчасти в силу того, что уровень лояльности молодежи, отношение ее к власти, ниже, чем среди старшего возраста. И принято считать, что подобный курс тем или иным образом может повлиять на эту лояльность. Поэтому формально речь идет об основах государственности, о ценностях, но, конечно, так или иначе элемент пропаганды в этом присутствует. Другое дело, что учебник, написанный Полосиным, скорее всего будет компромиссным, потому что, с одной стороны, надо исполнить социальный заказ, соответствовать той экстремально радикальной повестке, которая сегодня доминирует. С другой стороны, понятно, что социум сегодня не особенно радикален и запроса на радикализм нет, а учебная, научная среда вообще довольно консервативная и не одну инициативу проглотила и утопила. Поэтому учебник должен быть компромиссным, вроде и идеологизированным, но внешне академичным, научным, показывающим, что это одна из дисциплин. Поэтому, наверное, многое будет зависеть в реализации учебника от степени воодушевления, с которым возьмутся преподаватели. Кто-то будет активно использовать это в [целях] политинформации, кто-то формально начитывать то, что говорится в курсе, в целом создавая ощущение, что мы не бездействуем и работаем с молодежью. Хотя сам по себе курс не может устранить причин, связанных с меньшей лояльностью молодежи».

«Переговоры Москвы и Минска — процесс всегда непрозрачный. Всегда внутри страны будут давать сигнал, что мы не одни, есть крепкое белорусское плечо, которое будет подставлено. Есть репутация Лукашенко, который маневрирует между разными центрами силы, как минимум между Москвой и Пекином. Визит был площадкой для громких заявлений, заявлений заметных, но все-таки в последнее время все обращают внимание не на заявления, их была масса, а на конкретные действия. Таких действий, наверное, пока не последовало, а заявления — всегда скорее не декларация о намерениях, а источник возможных интерпретаций».

«Я бы не ожидал, что, несмотря на некую сенсационную новость в пересмотре приговора, это породит сенсацию и рост оптимизма. Да, временами случались пересмотры приговоров в разные стороны: было дело Кагарлицкого, которое сначала смягчали, а потом снова ужесточали, в целом ощущение незащищенности, уязвимости и призрачности границ между дозволенным и преступным, наверное, будет сохраняться, потому что принципиальных изменений не будет. Поэтому это, скорее всего, будет расцениваться как локальное событие, которое принципиально не меняет трендов в отношениях правоохранителей и ученых, тем более что наверняка какого-то публичного посыпания головы пеплом и признания правоохранителей, что они были не правы, вряд ли стоит ожидать».