«Я бы не ожидал, что, несмотря на некую сенсационную новость в пересмотре приговора, это породит сенсацию и рост оптимизма. Да, временами случались пересмотры приговоров в разные стороны: было дело Кагарлицкого, которое сначала смягчали, а потом снова ужесточали, в целом ощущение незащищенности, уязвимости и призрачности границ между дозволенным и преступным, наверное, будет сохраняться, потому что принципиальных изменений не будет. Поэтому это, скорее всего, будет расцениваться как локальное событие, которое принципиально не меняет трендов в отношениях правоохранителей и ученых, тем более что наверняка какого-то публичного посыпания головы пеплом и признания правоохранителей, что они были не правы, вряд ли стоит ожидать».

«Конечно, в современной России существует конфликт между буржуазным законодательством и такими полуфеодальными реалиями. И в полной мере законодательство невыполнимо и выполнимо быть не может, потому что все остановится или возникнет масса бюрократических препятствий и закорючек. Люди как-то выкручиваются, тем не менее примеров того, когда это несоответствие очевидно, и почти везде присутствующий становится поводом для вмешательства правоохранителей, довольно много. Да, иногда отскакивает, большинство ситуаций ни к чему не приводит. Никто не проверяет. Все понимают какое-то положение, но этот зазор всегда является зоной риска для всех, кто имеет дело с государственными деньгами. И иногда, суды отчасти входят в положение. Проблема в том, что каждый раз эта лотерея — это импровизация, и нет ни ощущения работающего закона, ни дающего сбой, а в общем, есть ощущение зазора между законом и реальностью».

«Несмотря на то что номинально Казахстан относится к числу мусульманских стран, он наряду с Киргизией является достаточно светской страной, и говорить об очень серьезной волне государственного исламизма в Казахстане кажется преувеличением. В текущей повестке Казахстана мы не видели реакционного тренда, сопоставимого с тем, что происходит в России: некая значимость светскости остается серьезной для современного Казахстана, поэтому это, скорее, патология, нежели проявление какой-то серьезной консервативной волны. Я думаю, что эта история быстро исчезнет из повестки и в силу светскости страны, и в силу того, что значимость сексуальной жизни становится поколенчески ниже, чем это было в 70-80-е годы в советское время, происходит повышение возраста вступления в половую жизнь по всему миру, в этом плане тема не является настолько острой, чувствительной, по крайней мере, в городской среде».

«По нынешним временам 12-летний приговор выглядит жестким, но не совсем людоедским. Больших ожиданий о том, что слова первых лиц как-то принципиально поменяют ситуацию со сроками, думаю, не было, потому что подобного рода заявления звучали и раньше и носили скорее ритуальный характер».

«Понятно, что можно себе представить, что российское гиперзвуковое вооружение, действительно, может являться мишенью конкурентов, спецслужб, и так далее. Поэтому представить себе какую-то кампанию и повышенную тревожность, возможно, обоснованную можно. С другой стороны, поскольку все равно стиль подобного рода обвинений в последнее время подчеркивающий возможность произвола и в произвольной интерпретации не в пользу ученых, естественно, каждый раз подобное дело вызывает скепсис и ощущение, что это та самая презентация активности правоохранителей либо элемент давления на ученых, где очень непонятные рамки дозволенного и запрещенного. Поэтому, даже если представить, что действительно есть какая-то борьба с враждебными силами, которые ведут свои происки, все равно в подобного рода делах скепсис возникает. Поскольку, как правило, у стороны защиты и ученых нет возможности предъявлять свою позицию публично, как следствие, возникает такое сочувствие, сопереживание».