Коллекция Морозовых вернулась из Франции в российские музеи

— Остаются картины из украинского музея, которые надо вернуть в украинский музей, и картины из частных коллекций, которые принадлежат трем российским частным коллекционерам. Сначала стало ясно, что беда с картиной из коллекции Авена, потому что Авен попал под санкции первым и его картину задержали. Затем в четвертый или пятый пакет санкций попал Кантор и задержали его картину. Картина Семенихина, слава богу, осталась не затронута. Куда и когда будут возвращать эти картины, и неизвестно, будут ли их возвращать вообще. В Пушкинском музее раньше планировался примерно такой же проект коллекции Морозовых, как был в Эрмитаже, где были совмещенные две части — коллекция петербуржская и московская. То, что этих картин не будет в Пушкинском музее, на концепцию совершенно не повлияет, потому что эти портреты, особенно полотно Кончаловского, к Морозовым отношение не очень имеет.

— На ваш взгляд, может ли происходящее с коллекцией, грубо говоря, послужить пиаром грядущей выставке в Пушкинском?

— Я думаю, разумеется, она привлечет гораздо больше внимания, чем когда ровно те же самые произведения показывались в Эрмитаже, или как чем парный проект коллекции Щукина, который тоже проходил в Москве и в Петербурге. Благодаря вниманию прессы посещаемость будет намного-намного выше.

— Петр Олегович давно хранит базы своей коллекции, насколько мне известно, в Европе. И чего нам за это переживать? Как этого здесь не было, так здесь это вряд ли появится. Откуда он давал, надеюсь, когда-то туда и вернется эта вещь. Вторая картина, которая не вернулась, — это произведение из коллекции Вячеслава Кантора. До последнего музейное сообщество считало, что эта работа вернется, поскольку Кантор ее давал не от себя лично, а из коллекции своего музея, но это юридически тоже не прошло, пока это полотно находится в заморозке.

— Как вы в целом оцениваете операцию по вывозу российских полотен?

— Да, это происходило долго, хотя российская сторона говорит, что над этим прежде всего работал МИД, российские дипломаты, музейщики, транспортные фирмы. Мне от моих контактов от Фонда «Луи Виттон» известно, что это все решалось на государственном уровне, президенты были задействованы, потом премьер-министры, другие высокие чины, и самое главное, что все вернулось. Другое дело, к чему у меня есть вопросы, что эта вся коммуникация, которая была вокруг, информация вообще все эти последние месяцы выходила суперхаотичная.

— Можно ли говорить, что получился, как ни странно, лучший пиар для грядущей выставки в Пушкинском?

— Безусловно, пиар есть, но я думаю, что они сами не рады такому пиару, они провалили его. Когда ты не управляешь коммуникационно-информационной волной и результаты от этого пиара, мягко говоря, не те, на которые, наверное, коллеги из Пушкинского музея рассчитывали.